Этот пост о судьбах повзрослевших детей доктора Гродзинского - Виктора, Веры и Шуры. Их политические взгляды были более радикальными, чем взгляды отца; доктор Гродзинский сам считал себя буржуазным демократом, его дети увлеклись романтикой коммунистических идей и стали активными участниками латвийского революционного подполья.
Писать о подпольном революционном движении в буржуазной Латвии очень трудно, не впадая в пафос советских штампов. Мой отец и его друзья искренне верили в коммунистические идеалы и боролись за них. При этом они были абсолютно бескорыстны, они не ждали и не имели никаких привилегий за свою революционную деятельность, если не считать статус персонального пенсионера, который получили в старости. Постараюсь быть объективной и приведу лишь факты, взятые из старых газет и воспоминаний моего отца и тети Веры, а также книги Язепа (Джо) Эйдуса “Прошедшее. Взгляд в прошлое и переоценка”. Виктора и Джо связывали дружеские отношения на протяжении всей жизни. В юности они вместе работали в коммунистическом подполье и сидели в тюрьме, позднее, во время войны, судьба свела их в Москве, потом опять в Риге.
В 1925 году Виктор поступил в Латвийский университет и стал жить в Риге.
Вот, что пишет тетя Вера об этом периоде жизни: “Первым вылетел из гнезда Витя. Он был любимым и любящим старшим братом. Приезжая на каникулы, привозил новые идеи и веяния, которые мы жадно подхватывали, руководил нашим чтением”.
 |
| Виктор, Вера и Шура Гродзинские. Резекне, 1927 год. |
В 1932 году поступила в университет и Вера.
Но еще до Вериного поступления в университет произошло событие, нарушившее спокойное течение жизни.
“18 июля сего года в квартире некой жительницы Резекне полиция обнаружила коммунистическую типографию с большим количеством прокламаций. В связи с этим была арестована дочь еврейского врача Гродзинского Вера Гродзинская (в этом году окончила гимназию) и сын еврейского зубного врача Богорада, 18-летний юноша. Брат арестованного Богорада в Советской России уже “заслужил чин” комиссара. Еврейская молодежь осознает, каким целям она служит и каковы ее задачи” (Tautas vairogs).
 |
| Журнал "Tautas vairogs" 1932, Nr.15 |
Вера и Давид, оба лишь месяц назад блестяще закончившие школу, были отправлены в Резекненскую тюрьму, несмотря на то что имеющиеся улики были признаны недостаточными для ареста. За освобождение Веры потребовали поручительство в 2000 латов. 12 августа его заменили на залог в 1000 латов. Деньги для семьи Гродзинских невероятные, в тюремном протоколе их имущественное положение было определено как “trūcīgi” - нуждающиеся, малообеспеченные. Однако Ефим Гродзинский в тот же день - 12 августа 1932 года внёс в Банк Латвии 1000 латов, о чем свидетельствует имеющаяся в деле квитанция.
Как это ни странно, но арест не помешал Вере поступить в университет - через три дня, 15 августа 1932 года, Вера Гродзинская подала прошение ректору Латвийского Университета о зачислении её на математический факультет и была принята.
 |
| Прошение Веры Гродзинской о зачислении в Латвийский Университет. |
Начало своей жизни в Риге тетя Вера описывает так.
“Мне выпало на долю счастье прожить полгода в Риге вместе с Витей: это был мой первый, а его последний семестр в университете. Мы жили активной политической жизнью, а Витя ещё любовно знакомил меня с Ригой, водил на концерты. Впоследствии в его воспитательных методах по отношению к дочерям я находила элементы давнишнего отношения к младшим сёстрам”.
В 1934 году произошли события, которые изменили жизнь семьи Гродзинских коренным образом.
Из воспоминаний тёти Веры.
“Счастливая жизнь нашей семьи была разрушена двумя печальными событиями. Весною 1934 года ушёл из жизни наш дорогой папа, а летом я и Витя были арестованы и приговорены, он – к каторге, а я - к тюремному заключению. Мама и младшая сестричка Шура (она тоже была на короткий срок задержана) остались без всякой поддержки. Шура к тому времени даже не закончила среднюю школу”.
15 мая 1934 года Улманис распустил сейм и все партии, установив авторитарный режим. Почти сразу же начались аресты коммунистов.
Масштабные аресты произошли 1 августа 1934 года в Риге, Даугавпилсе и Вентспилсе, было арестовано около сорока членов коммунистического подполья, в том числе Виктор и Вера Гродзинские. Во время ареста один из подпольщиков - студент юридического факультета Бенно Эйдус (двоюродный брат Язепа (Джо) Эйдуса) пытался бежать, был смертельно ранен и умер в больнице центральной тюрьмы.
Летом 1934 года в газете “Jaunākās Ziņas” была опубликована большая статья об арестах коммунистов. Она начинается с того, что коммунисты готовились отметить 1 августа, как это происходило каждый год. (Никакой информации о том, что за событие отмечалось 1 августа, я не нашла). Полиция была осведомлена о планах подпольщиков, знала том, где и когда пройдут “летучие митинги”, где будут разбрасываться листовки и проводиться тайные собрания (сходки), знала она и адреса конспиративных квартир.
 |
| Газета Jaunākās Ziņas, 1934, Nr.180, 14 augusts. Третий справа в верхнем ряду - В.Гродзинский, а под именем В.Гродзинская (верхний ряд третья слева) ошибочно размещена фотография ее сестры Шуры Гродзинской. Первый слева в нижнем ряду Бенно Эйдус. |
Следствие длилось больше года, суд состоялся в ноябре 1935-го. О ходе судебного разбирательства ежедневно сообщалось в газетах „Rīts”, „Latvijas Kareivis”, "Ekonomists". Виктор был приговорён к четырём годам “исправительного дома”, Вера - к двум годам тюрьмы. Эти факты опровергают бытующее сегодня мнение, что во времена Улманиса по политическим убеждениям никто не был осужден более, чем на 4 месяца.
 |
| Рижская центральная тюрьма - "еще одни университеты". |
Три года Виктор отбывал наказание в Централе - Рижской центральной тюрьме, год - в филиале тюрьмы - Калнциемской каторге.
Условия пребывания в латвийских тюрьмах, по сравнению со сталинскими, были, можно сказать, гуманными, как свидетельствует Джо Эйдус, который имел несчастье побывать и в тех и в других. Кормили неплохо, разрешались передачи, раз в день была прогулка, раз в неделю - встреча с родными. Получали газеты “Rīts”, „Latvijas Kareivis”, “Ekonomists”. Конечно, были и наказания. Одним из них был “черный месяц”, когда запрещались передачи и свидания. Самым тяжелым наказанием был “темный карцер”. Заключенный помещался в темную неотапливаемую камеру, в которой он лежал на голых досках и получал кусок хлеба на день и кружку воды. Периодически раздевали до белья и избивали.
Камеры были строго изолированы, однако политзаключенные общались через нелегальную систему связи. Политическим помогали сочувствующие уголовники и даже некоторые надзиратели. Также была налажена и нелегальная связь с волей. Запрещенные вещи заворачивали в бумагу, пакет укладывали в чулок, обмазывали клеем и погружали в торфяную крошку. Повторяли эту операцию несколько раз, после чего посылку невозможно было отличить от куска торфа, и вместе с торфом она попадала на тюремный двор. Таким образом в тюрьму были переданы детали для трехлампового радиоприемника, который собрали в камере.
"На Калнциемской каторге отбывали срок только уголовники" - вот еще одно ложное утверждение некоторых латвийских историков. Это суждение опровергают воспоминания моего отца, в которых он описывает трудовые будни Калнциемса. На каменоломнях добывали известняк - доломит. Заключенные работали здесь по 12 часов и более. Разработка карьера велась самыми примитивными средствами - “основным орудием труда был громадный лом - “puika - парень””. Однако самым тяжелым этапом был подъем камня из ямы. Отбитые куски доломита загружали в труль (вагонетку) и вручную поднимали по рельсам. Вагонетка часто сходила с рельсов. “Разгрузить труль – значило потерять много времени. Бригада старалась поставить его на место без разгрузки, и на этом многие надрывались. На самом крутом участке пути на помощь бригаде к трулю подцепляли лошадь. Однако у лошади был строго ограниченный рабочий день”.
 |
| Фотография из интернета, автор не известен. |
Несмотря на тяжелый труд и издевательства надзирателей, как папа, так и Джо, вспоминали тюрьму как очень важный период в их жизни.
“Сейчас, оглядываясь назад, видишь, что тот мрачный фон Калнциемской каторги – избиения и изнурительный труд, моральные издевательства и физические лишения – который 30 лет тому назад заполнял, казалось, всю нашу жизнь, не мог, однако, заслонить от нас свет солнца, очарование зеленой ветки, распустившейся на тюремном дворе, прелесть боевой песни, пропетой с товарищами «под сурдинку». Все эти маленькие радости жизни мы умели остро чувствовать и ценить”. (В.Гродзинский)
В тюрьме царил дух товарищества и взаимопонимания, политзаключенные жили по законам, которые считали коммунистическими, все имущество было общим. “Каждый из нас чему-нибудь учился: кто изучал язык, кто математику, кто историю”. Читали вслух, занимались физкультурой. Среди заключенных были люди с высшим образованием, они делились тем запасом знаний, который принесли с воли (книг в тюрьме не было). Папа вел курс политэкономии.
Из тюрьмы Виктор вышел в сентябре 1938 года. В своей автобиографии он пишет.
“Выйдя из тюрьмы, я долго не мог получить работу и в поисках работы несколько раз переезжал из Риги в Режицу, но постоянной работы получить не мог. Существовал уроками и случайной чертежной работой. Только в январе 1940 года получил работу по своей специальности, как заведующий лабораторией „Dārgmetals””.
В декабре 1940 года Виктор женился на Эдит Залкиндер. Они были знакомы еще до Витиного ареста, Эдит носила в тюрьму передачи как невеста. Когда началась война, Эдит была беременна. Так получилось, что выбирались из Риги Виктор и Эдит не вместе. Виктор посадил Эдит в машину, которую удалось найти для эвакуации еврейской школы, Эдит в течение последнего (советского) года была директором этой школы, сам же Виктор отправился из Риги пешком. Но машина попала под бомбежку, шофер отказался дальше ехать, и все, кто ехал в этой машине, были вынуждены вернуться в Ригу. Эдит погибла в рижском гетто в 1941 году.
 |
| Фотография росписи в ЗАГСЕ Виктора и Эдит, она была отправлена Шуре в Москву. Эдит написала: "12 декабря 1940 года. Шурке от нас.". |
Виктор же на перекладных добрался до Чувашии и там в августе 1941 года вступил добровольцем в 201 Латвийскую дивизию. 21 декабря 1941 года в боях под Наро-Фоминском он был ранен в голову. В результате ранения он почти полностью потерял зрение и был комиссован. Так мой отец оказался в Москве, где начался новый этап его жизни, о котором я пишу в другом моем блоге “Вехи моей жизни и картинки, которые сохранила память”.
Веру после ареста 1934 года из университета отчислили, и не просто отчислили, а с “волчьим билетом”, то есть на 99 лет. Этому запрету не суждено было сбыться и университет Вера закончила, но это было уже другое время и другая страна.
 |
| Зачетная книжка Веры Беркович - студентки исторического факультета Латвийского университета. Выдана 17 марта 1945 года. |
Эпилог
 |
| Семья Гродзинских во дворе своего дома. 1931 год. |
Когда началась война, в Режице никого из членов нашей семьи уже не было. Татьяна Эммануиловна уехала в Ригу к Вере за несколько дней до начала войны, в июне 1941 года. Умерла она в эвакуации в Кирове в феврале 1942 года, ей было 63 года.
После войны все - Виктор, Вера и Шура - вернулись в Латвию и жили в Риге. Виктор и Шура привезли из Москвы еще и свои “половинки”. Это моя мама - Лидия Платоновна Вакулюк, и дядя Леня - Леонид Иосифович Гамрат-Курек. Вера вышла замуж за Боруха Берковича еще до войны - в 1937 году.
Все дети доктора Гродзинского получили высшее образование. Виктор и Вера закончили Латвийский университет, Шура - Московский станко-инструментальный институт - “Станкин”.
Главным делом жизни моего отца был химфармзавод №6, впоследствии переименованный в “Кальцекс”.
Тетя Вера была редактором, она заведовала редакциями в издательствах “Лиесма” и “Звайгзне”. Очень высоко ценил профессионализм Веры Беркович известный латвийский историк Г.Е.Смирин, он считал Веру Ефимовну своим учителем.
Тетя Шура больше тридцати лет проработала в ЦПКБ МА – Центральном проектно-конструкторском бюро механизации и автоматизации.
У доктора Гродзинского четверо внуков; это я и моя сестра Татьяна Лигута - дети Виктора, Юрий Беркович - сын Веры, Наталья Гамрат-Курек - дочка Шуры.
Заканчивая свой рассказ о семье доктора Гродзинского, я как-то неожиданно для себя осознала, что жили Гродзинские в Режице всего 33 года. Для истории - это песчинка, однако семья эта была значимой для Режицы, также как Режица много значила для семьи.
 |
| Семейное дерево из Family Echo |
