Режицкий карантин (1920 - 1924)

Я затрагивала тему Режицкого карантина для беженцев в заметке о Первой мировой войне. В то время делать отдельный пост на эту тему не собиралась. Рассказывая о беженцах, упомянула и об их возвращении домой после войны. Сейчас, просмотрев имеющиеся материалы, подумала, что тема может быть интересна, так как об этом мало кто знает, и решила написать отдельный пост. 

Прошло 100 лет после описываемых здесь событий. И так случилось, что именно сейчас слово "карантин" у всех на слуху в связи с охватившей мир пандемией коронавируса. Все мы провели несколько месяцев в карантине разной степени строгости. Год назад это слово редко употреблялось, сейчас - мы слышим его постоянно. Однако для нас несколько необычно употребление слова "карантин" для обозначения пункта изоляции - учреждения. Более привычно временное значение - срока изоляции (в переводе с итальянского карантин - сорок дней). 

Два поста перекликаются, и какая-то информация дублируется. Нельзя рассказывать о карантине, не сказав несколько слов о причине его возникновения, так что начну с  эвакуации.  

Летом 1915 года война подступила к Латвии, тогда ещё Курляндской губернии Российской империи. Под угрозой вражеского наступления началась спешная эвакуация вглубь России государственных учреждений, банков, рижских заводов и фабрик, а также тех, кто на них работал и членов их семей. Уезжали латыши, русские, евреи. Правда, в отличие от других национальностей, евреев выселяли принудительно - в 24 часа - как потенциальных немецких шпионов. Люди покидали свои дома и становились беженцами. Число беженцев составляло около 800 тысяч человек, а по некоторым данным до 1 миллиона. Надо сказать, что заводы из эвакуации не вернулись, и после войны Латвия стала аграрной страной. 

В 1918 году людской поток двинулся в обратном направлении - с востока на запад. Прибывающие в Латвию содержались в карантине для профилактики эпидемий (свирепствовал тиф), а также для уточнения личности. В Режице находился крупнейший в Латвии карантин. Его начали создавать летом 1920 года. Карантин находился в северной части города в районе станции Резекне 2, за железной дорогой. Была даже улица под названием Карантинная. В справочнике городских улиц  Илмара Пилиниекса "Rēzekne: pilsēta un tās vietu vārdi" такой улицы нет. Я стала искать на карте города и заинтересовалась улицей, проходящей сразу за железной дорогой под названием Varoņu (Героев). Такая улица в справочнике есть и действительно до 1964 года она называлась Карантинной.  

Режицкий карантин занимал территорию около 18 гектаров и располагался в 40 сооружениях (бараках), за четыре года через него прошло 26 тысяч человек. 

Беженцы в бараках Режицкого карантина. 

В официальных источниках сообщалось, что карантин хорошо обустроен, обеспечен всем необходимым, есть свой огород (см. Policijas Vēstnesis,16.11.1923). Однако на деле беженцы находились в ужасных условиях. Во многих бараках не было окон и дверей, не хватало туалетов, в бане не всегда работал котёл. В результате многие обитатели карантина не избавлялись от вшей, а наоборот, получали их там. Однако хуже всего приходилось беженцам-евреям. 

Еврейская община города предпринимала шаги, чтобы помочь евреям в карантине; был создан Режицкий еврейский комитет помощи беженцам. Телеграфировали в Ригу и добивались получения необходимых документов. Однако не всегда удавалось передать их беженцам, так как представителей комитета часто не пускали на территорию карантина. 

Газета “Сегодня” № 180 от 24 августа 1920 года 

"Почти ежедневно еврейские представители обращаются за помощью для несчастных еврейских «беженцев», прибывающих из Советской России. Но, несмотря на это, их положение становится с каждым днём всё невыносимее. Насилия, совершаемые над ними, превосходят всякие границы. В четырёх стенах Режицкого карантина открыто насмехаются над всеми понятиями о праве. Не довольствуются только высылкой «иностранцев» в Советскую Россию; даже от латвийских граждан требуют таких «документов», которые не имеют никакого отношения к существующим в Латвии законам о подданстве. Одним словом, делается всё, чтобы не впускать в Латвию еврейских беженцев: для того, чтобы лишить их возможности получить нужные документы, их не выпускают из карантина в то время, когда неевреи отправляются в Ригу. Так страдают прибывшие евреи в новой Режицкой тюрьме под угрозой, что их вышлют обратно в Россию. И угроза эта приводится в исполнение".

В номере той же газеты от 12 августа рассказывается о попытке Режицкого комитета помощи беженцам послать телеграмму в правительственные учреждения с просьбой о помощи. 

“Цензор изорвал телеграмму в клочки и выругал представителя комитета за неблагонамеренный отзыв о действиях местных властей. Блокада, объявленная в Режице для евреев – латвийских подданных, по милости режицкого цензора, остаётся тайной для министерства внутренних дел”. 

Надо сказать, что среди беженцев действительно были люди с фальшивыми паспортами. Многие бежали от большевиков и от хаоса гражданской войны. Очевидно, имела место быть как несправедливая высылка, так и удачный переход по фальшивым документам. 

Возможно, газета "Сегодня" несколько сгущала краски или со временем ситуация несколько изменилась. Поделюсь фрагментом из "Воспоминаний" обитательницы Режицкого карантина (правда, уже в 1923 году) - поэтессы Веры Лурье (1901 - 1998). Её семья бежала из Петрограда, по фальшивым латвийским документам они ехали в Берлин. Интересно, что человек, сделавший поддельный документ, сидел в это время в "страшной тюрьме Кресты". 

"В приграничном латвийском городке Режица мы должны были высадиться и предъявить наши документы. Кроме фальшивого паспорта моего отца, у нас не было никаких других “доказательств” нашего латвийского происхождения. Поэтому отец доверился начальнику вокзала и рассказал ему всю правду. Вначале мы находились на карантине, чтобы не занести в Ригу никаких болезней. Возможно, мы были изолированы из других соображений, просто нам этого не сказали. Мы жили в большом деревянном бараке, и здесь тоже были длинные деревянные лавки. В бараке находилось несколько десятков людей: маленькие дети, которые плакали по ночам, седые старики, беременные женщины и кормящие матери. Из-за вшей, блох и других насекомых мы должны были ходить в специально для этого построенную баню, где мылись в невероятной жаре. Пар был такой горячий, что я едва могла дышать". 

Резекненский карантин прекратил своё существование в декабре 1924 года. На его месте был размещён 9-ый Резекненский стрелковый полк. В этом полку проходил срочную военную службу мой папа Виктор Гродзинский в 1933 году.   

Во время Второй мировой войны бывший Режицкий карантин был превращён в лагерь для советских военнопленных "Шталаг 347". После войны - здесь содержались пленные немцы. 

Подробнее о Режицком карантине можно почитать в статье Rēzeknes bēgļu karantīnas izbūve  на сайте "Latgales dati" (лат.).  

Фотография взята из альбома "Latvijas bēgļu atgriešanās", а некоторые материалы из статей: Māris Zanders Uzvārīties' jebkuros apstākļos, 

Kaspars Strods Dzīve aiz dzeloņstiepļu žoga» – padomju karagūstekņu nometne «Stalag 347». 

Ilmārs Pilinieks "Rēzekne: pilsēta un tās vietu vārdi". К сожалению, эта книга существует только в электронной версии, которой автор любезно со мной поделился.  

Связанные посты: 

Режица во время Первой мировой войны 

Погромы 1920 года 

Погромы 1920 года

1920 год был первый мирный год, без войны и революций. Латвийская Республика была провозглашена 18 ноября 1918 года, но в это время продолжалась война, уже не Первая мировая, а за независимость Латвии, и одновременно существовало несколько правительств (Улманиса, Стучки, Ниедре). В январе 1920 года вся территория Латвии была освобождена и государство стало существовать де факто, Латвийская Республика появилась на карте Европы (де юре она была признана ещё через год, 26 января 1921-го). Режица стала “латвийской”. Жили ещё по законам Российской Империи и спешили создавать свои - прошли выборы в законодательный орган страны - Учредительное Собрание (Satversmes sapulce), готовились к выборам в городскую думу. Однако в июне мирная жизнь города вновь была нарушена – Режица содрогнулась от антисемитских эксцессов. 

Газета "Сегодня" № 127 от 10 июня 1920 года 

“В воскресенье, 6 июня, в 3 часа дня, весь город был взволнован происшедшими беспорядками. Были учинены бесчинства, выразившиеся в разгроме ряда магазинов по главной улице и всего базара, так что население города осталось положительно без всяких съестных припасов. 

Погром привлёк низы городского населения, причём началось немилосердное расхищение товаров. Особенную энергию проявили женщины, принявшиеся растаскивать имеющиеся на рынке товары. 

На главной улице пострадали магазины: бакалейная торговля Лоткина, кожевенная Фалькова, часовые магазины Реттова, Таубина и другие, разбито много витрин. Во многих магазинах громилы разграбили кассы. Разграблены также квартиры наиболее зажиточных евреев: заводчика Гельда, мельника Луфта, торговца Лоца и др., причём многие из них подверглись сильному избиению. Масса случаев нападения на отдельных лиц, избиений и ограблений на улицах".   

Фамилии Реттов и Таубин возможно написаны неточно. Таубин - быть может, это известный режицкий фотограф Ицик Таубкин. 

В понедельник 7 июня Городская дума собралась на экстренное заседание. На повестке дня был один вопрос: “как реагировать городскому самоуправлению на вчерашние выступления солдатской массы против городского населения, преимущественно еврейского, и какие должны быть приняты меры для избежания повторения вчерашних эксцессов”. С эмоциональной речью выступил гласный Плинер, он сказал, что «такого несчастья, как вчерашний случай массового грабежа и насилия наш город не знал ни в самые тёмные времена царизма, ни во время большевистского режима». Была отправлена телеграмма председателю Учредительного Собрания господину Чаксте с просьбой оказать защиту городу. Гласный Гродзинский предложил незамедлительно организовать городскую самоохрану, которую можно создать на основе уже существующего Пожарного общества, произвести регистрацию пострадавших, а также учредить при городской управе постоянное дежурство, куда население могло бы обращаться за помощью, как только понадобится. 

Для выяснения ситуации в Режицу из Риги приехали члены еврейской фракции Учредительного Собрания Леопольд Фишман и Исаак Берз. Социал-демократ Берз, вернувшись из поездки, заявил, что события должны быть квалифицированы как погром, так как имелись все признаки такового: “не только грабили, но и уничтожали то, что не поддавалось грабежу, разбивали зеркала, стёкла”. Господин Берз высказал также мысль, что погром был безусловно организован, так как “начался одновременно в трёх местах и молодцы все были вооружены новоприготовленными палками”. День не был базарным, однако в город понаехали из деревень бабы с пустыми корзинками и мешками - знали, что можно будет пограбить. 

Газета “Сегодня” № 134 от 18 июня 1920 года 

Через десять дней события повторились - бушевавшая толпа разгромила несколько еврейских лавок (Йоффе, Вольфсона и Гордина), квартир, а также каменную синагогу. Несколько евреев было избито на улицах города. 

«Не успела ещё Режица забыть события, происшедшие в начале месяца, как 17 июня вновь группой громил были учинены бесчинства; разграблена среди белого дня на ул. Свободы кожевенная торговля Йоффе, ограблены в центре города квартиры: заготовщика обуви Серебро, причём сам он был избит и, спасаясь, выпрыгнул в окно, и лавочницы Найшуль, у которой громилы, чуть ли не вместе с пальцами, сорвали с руки обручальное кольцо. Вечером того же дня громилы, в количестве 30-40 человек, забрались в каменную синагогу, находящуюся в районе базара, где, пригрозив сторожу, взломали железный денежный ящик и, похитив деньги, медные подсвечники и прочую более ценную утварь, спокойно удалились». (Газета “Сегодня”, 22.06.1920). 

Настроение в городе было подавленное, люди боялись выходить на улицу. 

“При малейшем уличном скандале возникает паника и все лавки тотчас же закрываются. В 9 часов вечера в городе уже не встретишь ни души. Не видно обычно гуляющей по вечерам публики в городском саду, спектакли в местном общественном собрании частной публикой почти не посещаются”, - писала газета “Сегодня”. 

В общей сложности в Режице пострадало 92 человека, получили увечья несколько десятков, убитых не было. Было разгромлено 27 еврейских лавок и 5 квартир. (Сведения из Российской Еврейской Энциклопедии и газет).

Городская Управа назначила комиссию для оценки убытков, нанесённых гражданам, они составляли несколько сот тысяч рублей. Компенсация такой суммы для города была непосильна. 

Режицкая Еврейская община отправила своих представителей в Ригу, “чтобы ходатайствовать о принятии мер для восстановления нормальной жизни в Режице”. Этими представителями были Ефим Гродзинский, Мойше Мантейфель и Кусиель Калманович, в Риге к ним присоединился депутат Учредительного Собрания Фишман. Делегация была принята министром-президентом Карлом Улманисом 21 июня в 2 часа дня. В беседе с министром-президентом был затронут и вопрос о возмещении убытков пострадавшим. Господин Улманис заявил, что “правительство, в интересах Латвии, борется с подобными явлениями, которые не должны иметь место в свободной Латвии. Будет произведено строжайшее расследование как самих явлений, так и причин, которыми они вызваны”. 

 

Можно ли называть события в Режице летом 1920 года погромом, мнения историков расходятся. Безусловно, они не были столь кровавыми, как погромы в России в начале века, но в Режице, да и во всей Латвии, погромов до этого не было, события были чрезвычайными. 

Я пишу эти строки в июне 2020 года, события происходили ровно 100 лет назад.